Иностранный язык даёт нам гораздо больше, чем общение в путешествиях и решение деловых задач. С ним к нам приходит ещё одна культура с ещё одним способом мышления.
И, что важно, открывая её, мы начинаем лучше понимать структуру собственного языка. Лучший инструмент для такого обогащения — литературный перевод иностранных текстов.
Упражнения на литературный перевод требуют одновременно снайперской точности попадания в смысл и творческого размаха. История литературных переводов знаменитых произведений — это постоянное противоборство двух подходов. Один из них утверждает необходимость дословного следования тексту оригинала, другой — необходимость художественной обработки оригинала для сохранения литературных достоинств. Истина всегда оказывается где-то посередине, так как дословный перевод в принципе невозможен: язык — слишком сложная система, в которой смысл каждого элемента зависит от множества «непереводимых» вещей.
Все мы знаем историю Алисы в Стране Чудес, но в каком переводе мы её читали? Льюис Кэрролл построил свою книгу на английских каламбурах и остротах, которые каждый раз оказываются для трансляции на другой язык вызовом.
Источник: wikimedia.org
Гравюры Джона Тенниела — первая иллюстрация к сказке Кэрролла об Алисе
Сонеты Шекспира в переводе Маршака — явление уникальное. Все, кто знаком с оригиналом, знают, что Маршак, будучи больше поэтом, чем переводчиком, скорее сочинил свои собственные сонеты, чем перевёл Шекспира. Тем не менее, этот перевод транслируется нашей культурой снова и снова. Кто-то считает именно это показателем успешного перевода — когда текст одной культуры прочно входит в другую.
Огромное количество классических произведений зарубежной литературы знакомо нам по переводам советского времени. Но отечественные специалисты работали в условиях, когда понять контекст произведения из-за Железного занавеса было крайне сложно, а многие вещи, допустимые для зарубежной публики, у нас подвергались цензуре. Неудивительно, что новое время желает читать эти книги по-другому. Например, привычная всем книга «Над пропастью во ржи» Селинджера в переводе Райт-Ковалёвой превращается переводчиком Максимом Немцовым в «Ловца на хлебном поле», с более дерзким «неправильным» языком. И как бы нам ни сложно было привыкнуть к новому звучанию, это естественно: перевод — процесс бесконечный, творческий, неоднозначный.
Перевод иностранной литературы обогащает наш собственный литературный язык. Знаменитый советский переводчик Нора Галь, благодаря которой советский читатель знал «Маленького принца» Сент-Экзюпери и «Постороннего» Камю, писала в книге «Слово живое и мёртвое» о текстах Эрнеста Хемингуэя: его простой и напряжённый, как нерв, слог наложил большой отпечаток на стиль наших писателей того времени. Но ведь переводчикам надо было «ощутить его необычность и своеобычность переданными по-русски»!
Успех Хемингуэя среди советских читателей и писателей Нора Галь видит в тонкостях перевода, среди которых — удачная адаптация английских грамматических конструкций в русском варианте. Например:
«Зашли в ресторан. It was full of smoke and drinking and singing – дословно он был полон (или – там было полно) дыма, и дальше невозможное по-русски «выпиванья» и слишком буквальное «пения», а имеются в виду не только песни, но вообще шум. В переводе все чисто грамматически чужое убрано: Было дымно, пьяно и шумно. Как ясно и выразительно!»
Или: «Казалось бы, чего проще: «Меня туда не тянет» или «Ничего, если я пойду с вами?» Но посмотрите, из чего, из каких слов подлинника возникла эта простота: Wouldn’t like that, буквально – Мне бы это не понравилось, этого не хотелось, Do you mind if I come – Вы не против (не возражаете), если… По-английски-то оно и правда просто, но буквально «перепертое» по-русски обернулось бы нудным канцеляритом! It’s in restraint of trade – за неимением лучшего, за ограниченностью выбора, термин-то коммерческий, а в переводе так метко и к месту в насмешливой речи: На безрыбье и рак рыба!»
Для того, чтобы убедиться, что перевод — дело непростое и культурно обусловленное, достаточно посмотреть названия зарубежных фильмов в оригинале и в переводе на русский язык для проката в нашей стране (тут мы предоставляем вам простор для самостоятельных поисков, поделившись одной находкой: фильм «All Is Lost» прокатчики представляли как «Не угаснет надежда»).
Монолог Гамлета на современном английском — это тоже перевод.
Дейл Солвэк, профессор английского языка колледжа в Глендоре, Калифорния, пишет в статье «Перевод — это мощный инструмент обучения», что студенты, начав заниматься литературными переводами, часто делают для себя открытие. Оказывается, точные науки находятся в более выгодном положении, чем гуманитарное знание: теорема Пифагора не меняет свой смысл при переводе на другой язык, а вот стихи или даже научные статьи философов — меняют!
Дейл Солвек считает, что углубляться в тонкости перевода — прямая задача образования, которое ставит своей целью расширение кругозора и развитие аналитических навыков.
Важно обращать внимание студентов на то, что перевод — это не канон, это попытка одного автора понять текст другого автора. Поэтому здесь важно всё: исторический и культурный контекст, биография писателя и, как это не удивительно звучит — биография переводчика. Последний момент часто кажется излишним, но если задуматься о природе перевода, то не такая уж это мелочь — личность человека, который транслирует нам иноязычный текст!
«Представьте себе удивление студентов, которые обнаруживают, что русское слово «тоска», переводимое как «меланхолия», на самом деле имеет и другие значения — «скука, душевная грусть, сладкая печаль». Или слово «родной», которое переводится как «свой», означает «то, что имеет отношение к моему дому, семье, что мне дорого».
Перевод оказывается мостиком между культурами, позволяя самостоятельно открывать в текстах множество значений. И, возможно, самое важное, что такая практика приучает анализировать любой материал, а не принимать всё на веру и не выносить скороспелых суждений.
Екатерина Толкачева, Newtonew
